(1885-1946)

Т. Чурилин

Материнское мое благословение
Над тобой, мой жалобный
Вороненок…

М. Цветаева

      Родился 30 мая 1885 г. в Лебедяни Тамбовской губ. в семье купца. Настоящим отцом Чурилина был провизор Александр Тицнер. Когда Тихону было четыре года, мать научила его читать. В девять лет поступил в Лебедянскую мужскую прагимназию, но из-за болезни ее не закончил. В 1904 г., поссорившись с отчимом, уехал в Саратов. В 1905 г. перебрался в Москву. В 1907 г. поступил вольнослушателем на экономическое отделение Московского коммерческого института, но проучился лишь год.
Еще в Саратове стал «анархистом-коммунистом». Чурилин впоследствии утверждал, что в Москве работал в подполье, из-за чего в 1908 г. был вынужден бежать за границу. Вернулся он в Россию в 1909 г., был допрошен охранкой и помещен в психиатрическую лечебницу с диагнозом «мания преследования». В лечебнице пробыл с 1910 по 1912 г., объявив голодовку. Затем был выписан из больницы и дело в его отношении было прекращено.
Первая публикация стихов Чурилина состоялась в приложении к журналу «Нива» в 1908 г. После выхода из больницы в 1912-1913 сблизился с кругом М. Ларионова и Н. Гончаровой, В. Хлебниковым.
В 1915 г. вышла книга стихов «Весна после смерти» (М., «Альциона»), оформленная Н. Гончаровой. В 1918 г. в издательстве «Лирень» вышли «Вторая книга стихов» и повесть «Конец Кикапу». Чурилин принимал также участие в различных футуристических альманахах и сборниках — «Московские мастера» (1916), «Весенний салон поэтов» (1918). Несмотря на то, что Чурилин называл своими учителями Хлебникова и Маяковского, сам он ни в какие футуристические объединения и группировки не входил.
Осенью 1917 г. после окончания договора с Московским камерным театром, где поэт работал, Чурилин уехал в Крым. В марте 1918 г. он поехал на гастроли в Харьков. В Харькове Хлебников принял Чурилина в «Общество Председателей Земного Шара».
Летом 1920 года Т.Чурилин, его жена Б. Корвин-Каменская и Л. Аренс организовали в Крыму содружество молодых будетлян «Молодые окраинные мозгопашцы». По собственному признанию Чурилина, с 1920 г. в течение 12 лет он не писал стихов.
В 1922 г. он вернулся в Москву и активно включился в окололитературную жизнь. Но его борьба за «новое искусство» власть интересовала мало. Разочарования и нищета привели к тому, что в 1927 г. Чурилин вновь на четыре года попадает в психиатрическую больницу.
Новый виток поэтического творчества Чурилина начинается после выписки из клиники. В 1932 г. был готов сборник стихов «Жар-Жизнь», но до печати он не дошел из-за запрета Главлита.
В 1940 г. была напечатана последняя, далекая от футуризма, книга поэта — «Стихи Тихона Чурилина». Однако в продажу она не поступила и основной ее тираж был уничтожен. Творчество Тихона Чурилина окончательно заклеймили как «отравленное тлетворным дыханием декадентства».
Последние годы жизни провёл в нужде. После смерти жены в октябре 1945 г. поэт долго не хотел верить в ее смерть и никого не подпускал к ее телу в течение 17 дней. Осознав реальность ее кончины, Чурилин перерезал себе вены и был вновь помещен в психиатрическую больницу им. Ганнушкина, где скончался от истощения 28 февраля 1946 г.

СТИХИ

Ночь
Пьяное утро
Один
Последний путь
Во мнения
Конец Кикапу
В провинции
Смерть часового
Пьяный
Первый грех

Нет масла в лампе — тушить огонь.
Сейчас подхватит нас чёрный конь…
Мрачнее пламя — и чадный дух…
Дыханьем душным тушу я вдруг.
Ах, конь нас чёрный куда-то мчит…
Копытом в сердце стучит, стучит!
1912

Слабый свет — и колокола гул.
Грустный звон — и вновь громадный гул.
— Воскресенье.
Неудавшееся бденье,
Неудавшийся разгул, —
Крови злой и шумный гул.
Я — как страшный царь Саул,
— Привиденье…
Сухарева башня — как пряник…
И я, как погибший Титаник,
Иду на дно.
Пора, давно… — и легко.
Кикапу! Рококо…
1913

В форточку, в форточку,
Покажи свою мордочку.
Нет — надень прежде кофточку…
Или, нет, брось в форточку марочку…
Нет, карточку —
Где в кофточке, ты у форточки, как на жердочке.
Карточку!
Нету марочки?
Сел на корточки.
Нету мордочки. Пусто в форточке.
Только попугайчик на жердочке
Прыг, прыг. Сиг, сиг.

Ах, эта рубашка тяжелее вериг
Прежних моих!
1913

Степь, снег, свет
Дневной.
Весь в коре ледяной,
Едет в кибитке поэт
Больной,
Путь последний свершает.
Бледный, бледный,
Безумец наследный.
Кибитку качает…
Свищет, ищет песню свою —
Фффьюю…
Степь, свет, снег белеет.
В небе облак злой зреет
— Буран.
— Кучер пьян, Боже!
Тоже свищет, свищет песню свою:
Фффью, ффью.
— Мой отец богатый выкрест.
Страшный я сынок — антихрист!
— Поэт поёт — пьян?
Веет, воет, бьёт буран.
На конях, в буран, безумец, едешь ты к отцу,
К своему концу.
1913, Ефремов

Урод, о урод!
Сказал — прошептал, прокричал мне народ.
Любила вчера.
— Краснея призналась Ра.
Ты нас убил!
— Прорыдали — кого я любил.
Идиот!
Изрек диагноз готтентот.
Ну так я —
— Я!
Я счастье народа.
Я горе народа.
Я — гений убитого рода,
Убитый, убитый!
Всмотрись ты —
В лице Урода
Мерцает, мерцает. Тот, вечный лик.
Мой клик.
— Кикапу! На свою, на свою я повел бы тропу.
Не бойтесь, не бойтесь — любуйтесь мной
— Моя смерть за спиной.
1914

Побрили Кикапу — в последний раз.
Помыли Кикапу — в последний раз.
С кровавою водою таз
И волосы, его.
Куда-с?
Ведь Вы сестра?
Побудьте с ним хоть до утра.
А где же Ра?
Побудьте с ним хоть до утра
Вы, обе,
Пока он не в гробе.
Но их уж нет и стёрли след прохожие у двери.
Да, да, да, да, — их нет, поэт, — Елены, Ра, и Мери.
Скривился Кикапу: в последний раз
Смеётся Кикапу — в последний раз.
Возьмите же кровавый таз
— Ведь настежь обе двери.
1914

В чужом красном доме,
В пустом,
Лежу на кровати в поту и истоме,
Вдвоем.
Привез извозчик девушку, легла со мной на одр.
Бодрила и шутила ты, а я совсем не бодр.
Пили вино
— Портвейн.
— Все холоднó.
Катятся реки: Дон, Висла, Рейн.
Портвейн разлился, тягучий и сладкий,
Липкий.
— Кошмар, кошмар гадкий.
Съесть бы рыбки,
Кваску…
Пьяна ты, пьяна и своими слезами нагнáла тоску.
Уснула — и платье свалилось со стула.
О — смерть мне на ухо шепнула,
Кивнула,
И свечку задула.
1914. Из Вязьмы. М<осква>

У гауптвахты,
Гау, гау, гау — уввв… — ах ты…—
Собака воет глухо, как из шахты.
— Враг ты!
Часовой молодой слушает вой.
Молодой —
Скоро ему домой.
К жене.
А по стене… а по стене… а по стене
Ползёт, ползёт, как тень ползёт во сне,
— Враг.
Б-бабах
— Выстрел — весёлый вылетел пламень.
Бах —
Ответ,
Глухой.
Ой —
Светы…
Гаснет, гаснет светлый мой пламень.
Сердце твёрдо, как камень.
Пламень мой… пламень…
Потух, темно.
Снег скрипит… коня провели — к мёртвым.
Ноо! но…
<1916>

Средь ночи. вот тьме, я плачу.
Руки в крови…
Волосы, платье — в ёлочных блёстках.
Я болен, я болен — я плачу.
Как много любви!
Как жёстко, холодно, в ёлочных блёстках
Шее, телу…
Окно побледнело.
Свет, скажи им — ведь руки в крови —
— Я убил от любви.
Ах — гудок в мозг, в слух мне врезался.
Я пошутил — я обрезался.
<1915>

Первый грех против марта — мертвею.
О, маца мертвородная, страшно…
Светлый свет позабывчиво вею
Снова, снова, — на новые брашна.

Миртом март, помертвев, покрываю.
Милый мирт мой — ты лавр жестколистный.
Знает сердце: (скрывает) — срываю
Я последний аканф нелучистый.
<1916>