Александр Кондратьев В.А. ПЯСТ

Прочел в газетах о самоубийстве поэта (чуть-чуть не написал — молодого поэта) В. А. Пяста. Настоящая его фамилия была Пестовский. В памяти моей, когда там проходят веселой красочной вереницей литературные воскресенья Ф. К. Сологуба, многолюдные среды Вячеслава Иванова, собрания у жившего некогда в гренадерских казармах студента (он долго был студентом) Блока, «Кружок Молодых» в зданиях СПБ ун-та или «Академия Поэтов» (в редакции «Аполлона»), — везде я вижу, и не могу себе иначе представить, Владимира Алексеевича, как молодым, с меланхолическим выражением лица, молчаливым блондином, в форменном университетском сюртуке. Впервые я встретил его у Сологуба, когда тот жил еще на Васильевском острове, в своей инспекторской квартире при Андреевском городском училище. Федор Кузьмич, как известно, имел привычку обновлять время от времени свой литературный салон молодыми «подающими надежды» поэтами. У него же я услышал в первый раз стихи Пяста, чуждого мне, «символического», как тогда принято было выражаться, характера. Но сам Пяст, которого я стал встречать вскоре и у Блока и в других упомянутых мною выше местах, понравился мне своею скромностью, простотою и отсутствием распространенного тогда стремления разыгрывать сверхчеловека. Равным образом я не помню и того, чтобы он проституировал свой талант, разменивая его на полтинники в издаваемых тогда (1905-1906 гг.) во множестве уличных красных журналах. Кроме того, Пестовский производил впечатление студента, серьезно занимавшегося литературным своим образованием и слыл за начитанного молодого человека.
В ту пору у меня было довольно много свободного времени, и я мог позволять себе удовольствие собирать у себя иногда по вечерам своих литературных знакомых. Стал бывать у меня и Владимир Алексеевич, всегда приветливый, задушевный, со стихами, в которых сквозь подобные разрозненным тучкам обрывки образов лунным сиянием светила нежная недоговоренность какой-то меланхолической тайны. Помню также, что он тщательно избегал тогда банальных и не чуждался сложных рифм…
Случилось и мне быть раза два у Владимира Алексеевича, который жил в то время в Ковенском переулке, с матерью, моложавою еще на вид вдовою, державшей, как говорили, библиотеку для чтения.
На вечере в доме я, помню, встретил Потемкина (которого В. А. ввел незадолго до того Сологубу), общего нашего знакомого В. А. Зоргенфрея, а также нескольких незнакомых еще мне пишущих стихи студентов и гимназистов. Среди последних был тоже писавший стихи брат покойного Борис, служивший впоследствии в мин<истерстве> ин<остранных> дел и одним из первых предложивший свои услуги Совету рабочих депутатов…
Как теперь помню, на том вечере забавлялись поэтическими играми и стихотворными состязаниями на приз, при чем обратил на себя общее внимание П. П. Потемкин, написавший на какую-то заданную тему стихотворение, оказавшееся в то же время акростихом, представлявшим имя, отчество и фамилию автора…
Перемена жизни моей, лишившая меня в зимнее время свободных вечеров и литературных досугов, почти оторвала меня от моих поэтических знакомств. Все реже и реже случалось мне видеться и с Пястом.
Продолжая тем не менее интересоваться товарищами своими по лире, я как-то узнал, что и ранее отличавшийся меланхолическим видом Владимир Алексеевич захворал психически и был отправлен для излечения в заведение для душевнобольных. По выходе оттуда, Пяст, как мне говорили, женился.
Кажется, в последний раз я встретился с покойным (равно как и с Блоком) на Союзе Деятелей Искусства во время рождественских праздников зимы 1916 — 1918 гг.
Вскоре после этого вечера я навсегда покинул Санкт-Петербург, и о Пестовском больше не слышал.
Литературной деятельности своей, которая была едва ли не главным содержанием его жизни, Пяст не прекращал даже при большевиках. Но мне, помимо статей литературно-исторического характера, известно лишь о трех сборниках его лирических стихов и выпущенной незадолго до смерти [книги] литературных воспоминаний, под заглавием «Встреча».
В лице покойного поэта отошел в вечность один из сподвижников Блока, подобно последнему рыцарь Прекрасной Дамы, всю жизнь таивший в душе Её мимолетную, незабываемую улыбку…

1932

Источник: Александр Кондратьев. Из литературных воспоминаний. В.А. Пяст// Молва. 1932. № 17, 24 апреля.

Подготовка текста © Павел Лавринец, 2002 («Балтийский архив»)