?>

Александр Кондратьев М.А. ВОЛОШИН

Случайно попавший в мою деревенскую глушь номер газеты принес мне известие о смерти Максимилиана Волошина.
В давно прошедшие времена мне приходилось довольно часто встречаться с этим талантливым поэтом и критиком, готовившим себя, впрочем, первоначально к художественной карьере. Не помню в точности, на средах ли Вячеслава Иванова или на воскресеньях Федора Сологуба, пришлось мне встретить его впервые, но не ранее как зимою 1904-1905 г., когда Максимилиан Александрович приехал из Парижа, где он учился в Ecole des Chartes1.
В памяти моей встает среднего роста широкоплечий мужчина с густою копной золотистых волос на голове, кудреватою, тоже золотистою бородою и в пенснэ, сквозь стекла которого внимательно смотрели умные пытливые глаза.
Иногда на средах Вячеслава Иванова появлялась и мать молодого писателя2, имевшая пристрастие одеваться в мужской костюм, к ней, вследствие полноты этой дамы, не шедший. Встретив впервые m-me Волошину, я принял ее сначала за какого-нибудь сектантского пастора с бритым, несколько оплывшим лицом… В петербургских литературных кругах Максимилиан Александрович был тогда уже известен как сотрудник московских «Весов», писавший туда корреспонденции из Парижа3 (другим парижским корреспондентом этого журнала было Илья Эренбург), а кроме того автор целой серии очень интересных стихотворений, появившихся в «Новом Пути»4 (в эпоху редакторства П. П. Перцова).
В то революционное, предшествовавшее открытию Гос. Думы время, когда в очень смешанных по своему составу литературных кругах не появлялись еще Гумилев и Ахматова, а Блок, Тэффи, Сергей Маковский и Кузмин были только имевшими успех начинающими молодыми поэтами, Максимилиан Волошин выгодно обратил на себя внимание своею культурностью и европейским образованием. Он переводил Верлэна и Маллармэ, писал стихи, обнаруживавшие хорошее знакомство с древнегреческими лириками и одинаково свободно мог говорить о танцах начинавшей тогда входить в моду Айседоры Дункан, о готических соборах, о Микенской Афродите и символике магических пентаграмм. Стихи Волошина блистали чеканной отделкою и были насыщены эрудицией. Критические очерки, которые Максимилиан Александрович стал помещать в столичных газетах и журналах, сразу же обратили на себя внимание своим, если так можно выразиться, европейским лоском. Помимо статей в «Золотом Руне» и «Аполлоне» особый успех имел напечатанный в одной из петербургских газет ряд литературных портретов, написанных в духе Реми де Гурмона (в подражание его «книгам Масон») — под заглавием «Лики Творчества». Помню, однако, как Валерий Брюсов жаловался на некоторые художественные преувеличения, допущенные Волошиным при изображении его «лика». За статью Волошина по поводу запрещенного в России романа Реми де Гурмона был конфискован № газеты «Русь».
В ежемесячнике «Аполлон» (где первоначальным председателем редакционных совещаний был поэт и ученый критик Иннокентий Анненский) Максимилиан Александрович был членом редакции. Позже него вернувшийся из Парижа и не менее быстро завоевавший себе известность Ник. Ст. Гумилев тоже был сотрудником этого журнала. Вероятно на почве литературного соперничества, между поэтами возникла некоторая холодность, вылившаяся при первом же удобном случае (неосторожные слова Н. С. Гумилева не то по поводу внешности, не то качества стихов одной из поэтесс, напечатавшей в «Аполлоне» ультра-католического содержания стихи) в серьезное между ними столкновение. Приняв острые формы, столкновение это закончилось дуэлью5. Результатом этой дуэли были: найденная полицией на месте, где стрелялись противники, галоша в снегу, поспешный отъезд Гумилева в Африку и газетная реклама обоим дуэлянтам…
С 1909 г., когда перемена места службы надолго лишила меня свободного времени, мне сравнительно редко удавалось посещать редакционные собрания «Аполлона» и «Академию Поэтов» (переименованную вскоре в «Общество ревнителей художественного слова»6), где я обычно встречался с Максимилианом Александровичем. Возможно, что и он вынужден был после этой дуэли оставить г. Петербург и уехать в свой родной Коктебель (небольшой курорт близ Феодосии), где у его матери был дом и пансион для приезжающих. В противоположность увлекающемуся дионисианством Вячеславу Иванову, Волошин объявил себя поклонником «Аполлона», в честь которого написал, между прочим, с большой эрудицией очень хорошее стихотворение. В культ этого бога входило у него, говорят и хождение по пустынному морскому берегу без костюма, что по тогдашним временам считалось большим дерзновением.
Широкая публика знает Максимилиана Волошина главным образом по стихам, написанным в эпоху гражданской войны, когда он, сидя в Коктебеле, обратил последний по образному выражению своего антагониста Ильи Эренбурга, в какую-то метеорологическую станцию, стараясь не слишком задевать в своих произведениях ни той, ни другой поочередно овладевавшей Крымом враждующей стороны и в то же время яростно, на всякий случай, бичуя «размах заплечных мастеров» и «жгучий свист шпицрутенов и розг», как московского, так и петербургского самодержавия. Читательской массе особенно нравятся написанные со столь необычным для прежнего Волошина-эстета истерическим надрывом строки стихотворения «Святая Русь»:

…«Я ль в тебя посмею бросить камень?
Осужу ль страстной и буйный пламень?
В грязь лицом тебе ль не поклонюсь,
След босой ноги благословляя, —
Ты, бездомная, гулящая, хмельная,
Во Христе юродивая Русь!».

Из произведений этого периода лучше других написанное трехстопным дактилем «Дикое поле», где в воображении поэта одна за другою проходят орды племен и народов, сменявших друг друга на русских равнинах…
После Максимилиана Волошина осталось не менее трех сборников стихотворений («Anno mundi ardentis». М. 1916. Изд-во «Зерно». 70 стр. Ц.75 к., «Демоны глухонемые», «Стихи о терроре»). Из них два выпущены «Изд-вом Писателей» в Берлине уже после революции. Но самые лучшие произведения покойного поэта в эти книги не вошли…
Родился М. А. Волошин около 1877 г.7 Отца своего (который в юности тоже писал стихи) он не помнил. Мать поэта любила, по его словам, строго классическую литературу и поэтическим попыткам своего сына (думавшего, впрочем, первоначально посвятить себя живописи), не препятствовала. Природа пустынного, но своеобразно красивого уголка Крыма, где он провел свое детство, наравне с чтением поэтов, способствовали пробуждению в юноше писательских наклонностей. Кроме русских классиков на Волошина влияли также Гейне, Уланд, Ленау и Фрейлиграт. Из французских же писателей, по собственному признанию покойного, его властителями дум были Анатоль Франс и Реми де Гурмон (сотрудничавший в то время в «Merсure de France»). Среднее свое образование покойный закончил в Московской Поливановской гимназии8 (где за несколько лет до него учился и В. Брюсов), которая дала Волошину основательное знакомство с древними языками и античною литературою…
Максимилиан Александрович много путешествовал, в частности, даже по Средней Азии, куда был выслан на короткое время в эпоху студенческих беспорядков. Образование свое он закончил в Париже. Исходил, по собственным словам, в качестве художника-любителя — Испанию и Италию. Когда я заглянул летом 1904 г. с письмом от общих знакомых на парижскую его квартиру, Волошин был в Швейцарии. Побывал он и на Балеарских островах.
Рисунки М. Волошина, изображающие, по преимуществу, природу Коктебеля, появились на выставке советских графиков в Риге. Было что-то воспроизведено и «Скорпионом»…
Не будучи связан с покойным дружескими отношениями, я никогда не знал его близко, хотя и случалось несколько раз, сравнительно подолгу, беседовать с ним на историко-литературные темы. Отношения наши никогда не выходили из границ любезной холодности.
Тем не менее я должен признать, что Максимилиан Александрович всегда выделялся из толпы литературных сверстников законченностью мастерски сделанных стихов (исключение составляют лишь некоторые, написанные в эпоху гражданской войны) и большими познаниями в самых разнообразных, связанных с литературою и искусством областях. В его лице отошел в вечность один из видных поэтов парнасской (отнюдь не символической) школы начала ХХ века, мало сравнительно знакомый широкой публике, но заслуживающий значительно большей известности, чем некоторые давние любимцы толпы.

1932

Комментарии

1.  Ecole des Chartes — Национальная школа хартий (Ecole Nationale des Chartes), высшее учебное заведение, входящее в университет Сорбонны, готовящее специалистов в области истории и палеографии.

2.  …мать молодого писателя… — Елена Оттобальдовна Кириенко-Волошина (урожд. Глазер, 1860-1923)

3.  …был… известен как сотрудник… «Весов», писавший туда корреспонденции из Парижа… — Волошин являлся парижским корреспондентом журнала «Весы» и в течение нескольких лет писал заметки о художественных выставках, театральных премьерах, книжных новинках.

4.  …появившихся в «Новом Пути»… — опубликованы в 1903 г.

5.  …столкновение это закончилось дуэлью. — Речь идет о дуэли Волошина и Гумилева, состоявшейся в конце ноября 1909 г. из-за Е. Дмитриевой (писавшей под псевдонимом Черубина де Габриак).
Подробнее об этом — в воспоминаниях А. Толстого и И. фон Гюнтера.

6.  Об «Обществе ревнителей художественного слова» см. здесь.

7.  Родился М. А. Волошин около 1877 г. — Волошин родился 16 мая (ст. стиля) 1877 г.

8.  …образование… закончил в Московской Поливановской гимназии… — Волошин учился в частной гимназии Л. Поливанова, но аттестат зрелости получил в г. Феодосия.

Источник: Александр Кондратьев. Из литературных воспоминаний. М. А. Волошин // Молва. 1932. № 131, 11 сентября.

Подготовка текста © Павел Лавринец, 2002 («Балтийский архив») специально для «Серебряного века силуэт…»

Комментарии — К. Карчевский