ВИЛЬГЕЛЬМ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЗОРГЕНФРЕЙ (1882 — 1938)

Вильгельм Зоргенфрей родился в Аккермане Бессарабской губернии в семье военного врача. После смерти отца жил у родственников в Пскове, где в 1900 г. окончил гимназию. В 1900-1901 гг. учился на физико-математическом факультете Петербургского университета. В 1901 г. перешел в Петербургский Технологический институт, который окончил в 1908 г. В 1908-1909 гг. преподавал математику в Торговой школе им. императора Николая II. В 1909-1917 гг. служил в Министерстве торговли и промышленности. После 1917 г. работал инженером-технологом.
В печати дебютировал в 1904 г., опубликовав в газете «Наша жизнь» сатирическое стихотворение, посвященное событиям русско-японской войны.
На революционные события 1905 г. откликнулся рядом либеральных статей и сатирических стихов.
Как лирический поэт в 1905 г. опубликовал стихотворение в символистском журнале «Вопросы жизни».
Творчество Зоргенфрея связано с поэзией символизма, хотя он никогда не примыкал к его эстетическим и идеологическим декларациям. Немногочисленные лирические стихи поэта печатались в «Золотом руне», «Русской мысли», «Перевале» и др. изданиях. Позднее они были собраны в книгу «Страстная суббота» (П., 1922), посвященной памяти А. Блока, с которым Зоргенфрей был знаком с 1906 г. и являлся его близким другом. Зоргенфрей был одним из немногих, кто принял и поддержал блоковскую поэму «Двенадцать».
В декабре 1918 г. Блок привлек Зоргенфрея к сотрудничеству в качестве переводчика с издательством «Всемирная литература». В дальнейшем, помимо переводческой деятельности, Вильгельм Зоргенфрей редактировал также сочинения западно-европейских классиков (Новалиса, Т. Манна и др.)
В 1937 г. репрессирован.

За гранями узорного чертога
Далеких звезд, невидимый мирам,
В величии вознесся к небесам
Нетленный храм неведомого бога.

К нему никем не найдена дорога,
Равно незрим он людям и богам,
Им, чьи судьбы сомкнулись тесно там,
У алтаря неведомого бога

За гранью звезд воздвигнут темный храм.
Судьбы миров блюдет он свято, строго,
Передает пространствам и векам.

И много слез, и вздохов тяжких много
К нему текут. И смерть — как фимиам
Пред алтарем неведомого бога.
1904

Выйди в полночь. Площадь белая
Стелет саван у реки.
Гулко ночь обледенелая
Застучит в твои виски.

Месяц, облаком завешенный,
Глянет в дымное кольцо,
И, волнуясь, ветер взбешенный
Бросит снег тебе в лицо.

Стань, окованная холодом,
Там, где вскинут черный мост
Стихнет ветер. Пыльным золотом
Загорятся пятна звезд.

Над перилами чугунными
Перегнись и посмотри:
Вдоль реки цепями лунными
Зыбко пляшут фонари.

Свищет снег по дальним линиям,
Стынет, шепчется вода,
И, окутанные инеем,
Гулко плачут провода.

Что ты ждешь? Свистками грубыми
Утро рвет волшебный бред.
Там, над каменными трубами,
Встал мигающий рассвет.

Переулками разрытыми
Ночь из города ползет.
И кровавыми гранитами
Расцветает небосвод.

Хмуро камни просыпаются,
Стынет сердце… Отдохни.
За рекою зажигаются
Безнадежные огни.

В зеркала свинцово-синие
Слепо смотрится заря —
Это встал в короне инея
Белый призрак Декабря.
1907

Помнит месяц наплывающий
Все, что было и прошло,
Но в душе, покорно тающей,
Пусто, звонко и светло.

Над землею — вьюга снежная,
В сердце — медленная кровь,
Глубоко под снегом — нежная,
Позабытая любовь

Стыдно, скорбно дни истрачены,
Даль пределы обрела,
Сочтены и обозначены
Мысли, речи и дела.

Эту жизнь, безмерно серую,
Я ли, живший, прокляну?
Нет, и мертвым сердцем верую
В позабытую весну.

Пусть истлела нить печальная,
И сомкнулась пустота —
Ты со мной, моя начальная
И последняя мечта.

И легки пути тернистые,
Твой не страшен Страшный Суд,
Знаю, чьи уста лучистые
Приговор произнесут.

Тихо радость исповедую,
Память сердца озарю:
Приобщи твоей победою
К неземному алтарю.

Высоки врата престольные,
Тяжелы земные сны,
Но любви простятся вольные,
И невольные вины.
Сентябрь 1913

Поздней ночью над Невой,
В полосе сторожевой,
Взвыла злобная сирена,
Вспыхнул сноп ацетилена.

Снова тишь и снова мгла.
Вьюга площадь замела.

Крест вздымая над колонной,
Смотрит ангел окрыленный
На забытые дворцы,
На разбитые торцы.

Стужа крепнет. Ветер злится.
Подо льдом вода струится.

Надо льдом костры горят,
Караул идет в наряд.
Провода вверху гудят:
Славен город Петроград!

В нише темного дворца
Вырос призрак мертвеца,
И погибшая столица
В очи призраку глядится.

А над камнем, у костра,
Тень последнего Петра —
Взоры прячет, содрогаясь,
Горько плачет, отрекаясь.

Ноют жалобно гудки.
Ветер свищет вдоль реки.

Сумрак тает. Рассветает.
Пар встает от желтых льдин,
Желтый свет в окне мелькает.
Гражданина окликает
Гражданин:
— Что сегодня, гаржданин,
На обед?
Прикреплялись, гражданин,
Или нет?
— Я сегодня, гражданин,
Плохо спал:
Душу я на коросин
Обменял.

От залива налетает резвый шквал,
Торопливо наметает снежный вал —
Чтобы глуше еще было и темней,
Чтобы души не щемило у теней.
1920

Приходит, как прежде, нежданно —
Будить от тяжелого сна,
И новая радость желанна,
И новая боль не больна.

Но платья темнее надеты
И тени длинней от ресниц,
И в пристальном взоре просветы
Лиловых, закатных зарниц.

Коснется рукою жемчужной,
Фиалками глаз ворожит —
И маятник никнет, ненужный,
И время, жестокое, спит.

Молчания я не нарушу,
Тебе отдаю я во власть
Мою воспаленную душу,
Мою неизбытную страсть.

Дышать твоим ровным дыханьем,
И верить твоей тишине,
И знать, что последним прощаньем,
Придешь ты проститься ко мне.

В тот час, когда ужас безликий
Расширит пустые зрачки,
Взовьешься из черной, из дикой,
Из дикой и черной тоски.

Возникнешь в дыму песнопений,
Зажжешься надгробной свечой,
И станешь у смертных ступеней —
Стеречь мой последний покой.