(1875 — 1957)

Мстислав Добужинский родился в Новгороде в семье артиллерийского офицера. Семья принадлежала к старинному литовскому роду. Окончил гимназию в Вильно. С 1895 по 1899 г. учился на юридическом факультете Петербургского университета. После первого курса пытался поступить в Академию художеств, но не был туда принят. Занимался в частных студиях. В 1899 — 1901 г.г. учился в Мюнхене в школе А. Ашбе. После возвращения в Петербург сблизился с «мирискусниками», стал одним из активных членов этого объединения, участвовал в выставках «Мир искусства».
Добужинский дебютировал как график — рисунками в книгах и журналах («Мир искусства», Аполлон» и др.), городскими пейзажами. В последствии художник оформил несколько десятков книг. Среди них книги современников художника — Федора Сологуба, Л. Зиновьевой-Аннибал, А. Ремизова, Вяч. Иванова, Г. Чулкова, С. Ауслендера и многих других, а также русских и зарубежных классиков — Г.-Х. Андерсена, Н. Лескова, Ф. Достоевского, А. Пушкина. Сотрудничал со многими журналами и издательствами («Сатирикон», «Адская почта», «Жупел», «Золотое руно», «Шиповник», «Сириус» и др.). Именно графические работы принесли ему славу.
Занимался Добужинский также и станковой живописью. Вместе с Л. Бакстом преподавал в частной художественной школе Е. Званцевой, а позже в различных учебных заведениях.
Подобно многим художникам серебряного века Добужинский работал в театре. Начало его театральной деятельности связано с оформлением спектаклей в Старинном театре и Театре В. Комиссаржевской (1907-1908). Вскоре после этого художника пригласили в Московский художественный театр для постановки пьеса И. Тургенева «Месяц в деревне» (1909). В дальнейшем Добужинский продолжал сотрудничать с МХТ.
В 1924 г. при содействии Ю. Балтрушайтиса Добужинский принял литовское гражданство и уехал из России. Жизнь в эмиграции не была особенно благополучной для художника. Заказов на книжную графику практически не было. Исключением стали иллюстрированные Добужинским «Три толстяка» Ю. Олеши (1928) и «Евгений Онегин» А. Пушкина (1936).
Добужинский продолжал работать в театре. В 1925 г. он работал для Рижского театра, в 1926 — 1929 гг. — для парижского театра Н. Балиева «Летучая мышь». С 1929 г. он становится ведущим художником Государственного театра в Каунасе.
В 1939 г. художник выехал в США для работы с над спектаклем «Бесы» с М. Чеховым. Начавшаяся Вторая мировая война не позволила ему вернуться в Литву. Годы жизни в Америке были самыми трудными для художника — он часто испытывал материальные затруднения, жил в одиночестве, общаясь с узким кругом русских эмигрантов.
Умер в ноябре 1957 г. в Нью-Йорке.
На протяжении своей жизни Добужинский писал также стихи, которые должны были составить невышедший сборник «Тайны».

Мстислав Добужинский

ВСТРЕЧИ С ПИСАТЕЛЯМИ И ПОЭТАМИ

Вячеслав Иванов и «Башня»

Сологуб

Кузмин

Блок

Ремизов

Подготовка текста © Павел Лавринец
Источник: «Балтийский архив»

СТИХИ

После представления «Балаганчика» Блока
Улыбка странных губ…
Поэма о принцессе
Птицы
Балкон
Белая ночь 
Утро

Тени на стенах,
На масках
Плещут в пляске.
Тени и маски —
В Мире — все.
Под масками — маски,
Под ними ж — Ничто;
«Ничто» повторилось
Возник двойник.
Пьеро — Арлекин —
Близнецы женихи
Одна их невеста —
За дверью Смерть.
За твердью, за Миром —
— Молчание, — Ничто.
Туда — Арлекин!
Оттуда — Смерть —
— Вечная Невеста
Жена и Мать. —
Радуйся Пьеро
Ты один и жених
Невеста сзади —
Ждет: ты не видишь.
Не плачь Пьеро
Ты жених — ты двойник:
Арлекина обнимешь
В объятиях Ее
<4 янв[аря] 1907>

Улыбка странных губ неправильным узором
Стоит передо мной и бледное лицо
С упорным взглядом глаз и дерзкими бровями
Склоненное ко мне бесстрастное молчит

И я молчу и пью отраву сновиденья
Вернуться не спешу в плен беззаботных дней
Передо мной стена холодная, немая —
За ней сад ласк встает туманной грезы плод
8 марта 1908

На земле жила принцесса,
Никого не боялась она.
Маленькой девочки облик, —
Сердце же тверже кремня.
В замке своем принцесса
Жила, не зная гроз.
Розы в саду любила
И пела, рисуя гротеск.
Арфа порой звенела
Под пальцами маленьких рук;
Эти же пальцы лечили
Окрестный страждущий люд.
Старый дюк и дюшесса
Обожали созданье свое.
Братья служили принцессе,
Как королеве пажи
И бегали с ней как дети,
И были друзьями с ней.
Всех пленила принцесса
В замке живя своем.
Словно арабов к Каабе
Тянуло туда людей.
Там пребывало не мало
Юношей, полных надежд,
Рыцарей великолепных
И славных заморских гостей.
Все преклоняли колена,
Руку и сердце прося,
Всех их сердца опалили
Огни ее черных глаз.
Глаза и ласково и нежно
И в гневе умели сверкать,
Бывало — сияли слезами,
Бывало — искрились смеясь.
А в смехе своем принцесса
Была прелестней всего!
Она умела ужалить
(Глаза эти ведали все),
Умела словом забавным
Все уничтожить в прах.
И даже смеялась обидно
Над тем, кто самой ей был мил.
И сильная крепкая ручка
Никому не была отдана.
2 ав[густа 1]920

*S. G. — княжна София Андреевна Гагарина.

Сердце у принцессы — клетка золотая,
В нем томятся, бьются, вырваться хотят
Стаи окрыленных, точно птиц чудесных,
В клетке той плененных желаний и надежд.

Крыльями своими бьются эти стаи,
Бьются в стены сердца бедного ее,
И никто не знает, почему так сердце
Бьется неспокойно в принцессиной груди.

Милая принцесса, бедная принцесса,
Кто тебе поможет к сердцу ключ найти,
Чтобы стай крылатых трепетные крылья
Заблистали в вольном полете из тюрьмы.

Мир ведь так огромен, мир ведь так прекрасен,
А души бессмертной — беспределен мир,
И куда направят путь твои желанья —
Будет свет повсюду: с тобою Бог — любовь.

У твоих желаний чище снега крылья,
У твоих надежд — светлее серебра,
В море же безбрежном Мировой Любови
Много островов есть, где птицам отдохнуть.

Путь ведь бесконечен, милая принцесса,
Все томленья наши примет Бог один,
Утолить томленья на земной дороге
Можно лишь на время обманом сладких снов.

О любовь земная, краткий сон прекрасный,
В нем лишь отзвук дальний лучшей красоты,
Сколько сил нежданных этот сон приносит,
Сколько сил у сердца напрасно губит он!

Если ж силы много, если сна не надо,
Если путь далекий не страшит тебя,
Знай: один есть остров в море бесконечном
Там миражей сладких и снов безумных нет.

Здесь твоим желаньям, светлым и безгрешным
На пути далеком в неизвестный мир
Уготован тихий безмятежный отдых,
Где родник струится в тени средь твердых скал.

Чистых и кристальных струй коснитесь смело,
Трепетные крылья белоснежных птиц,
Их омоет нежно этот ключ студеный,
Чище и прозрачней, чем слезы, тот родник.

И в тени прохладной стойкого утеса
Перелетной стае будет отдых дан.
Дружески укроет тихая пещера
Тучу белоснежных птиц сердца твоего.
Петербург, 2 сент[ября 1]920 — 2 авг[уста 19]21.

Не в романе это было,
Не во сне я видел это, —
Наяву все это было
На балконе в полдень летом

Было это так недавно,
Но как сон теперь я помню —
Как в луче полудня ярком
Вышла ты из-за колонны.

Вся пронизанная светом
Точно Вера из «Где тонко
Там и рвется» с розой бледной
Ты стояла на балконе…

Мы об этом говорили
И смеялись. Как нарочно,
Как в тургеневском романе,
Небо все в барашках белых
За колоннами сияло
А вдали лежали пашни
И Шелонь в лучах играла
И высокие колонны

Были очень театральны
Только грустны за рекою
Там где вырублена роща,
Сиротливые деревья,
Пней березовых кладбище
И осколки штукатурки
Под ногами на балконе
Что в рассеянности милой
Ты раскидывала стэком
Говорили о погибших
Днях недавнего былого
Безнадежно невозвратных
Как и счастие мое.
Утром 13 авг[уста] 1921.
(вчера это было на балконе
в Холомках)

Я ходил по Петербургу ночью,
Белой ночью, вдоль пустых каналов,
И холодные сжимал перила
Над водою черной наклоняясь

В темном зеркале канала спали
Опрокинувшихся зданий стены
И в воде мерцали стекла окон,
Что в заре вверху дома горели.

Не у этих ли решетки видел
Достоевский Настеньку когда-то
Как она глядела безнадежно
В ту же воду сонную канала.

И в ту ночь заря с печалью тихой
Отражалась в окнах, как сегодня
А в зеленом небе золотился
Тот же самый шпиль Адмиралтейства.

В тишине шаги звучали эхом,
Когда шел я гулким переулком,
Где во мгле домов пустуют стены
За глухою линией заборов.

И все так же эхо повторяет
Одинокий шаг осиротелых
Тех, кто Настеньку свою утратил
Белой ночью, средь пустынных улиц.
Июль — декабрь 1922. Петербург

Рано. Тихо. Сумрак. Все спит.
Утренний серый туман за окном,
Медлит погаснуть лампадка в углу.
Скоро умрет огонек.

Тени ночные спят по углам,
Замер протяжный фабричный гудок,
Снова молчанье. Спит все кругом,
Тикают тихо часы.

Скоро наступит будничный день,
Серая цепкая сеть мелочей,
Глупых забот житейская муть,
Как паутина в пыли.

О, как спокойно дыханье твое —
Где ты во сне, в каких глубинах?
Спи, не спеши кончить утренних снов,
Ангел хранитель с тобой в этот час.
Спи!..

Спи, подожди расставаться со сном.
В утренней мирной тиши
Тикают тихо часы и в углу
Умирает лампадки огонь.
Петербург 29 дек[абря] 1903 — 3 ноябр[я] 1920