Юрий Верховский

Тоска, тоска, тоска — и все кругом постыло,
И валится из рук любимый давний труд…
Все благодатное давно, когда-то было,
Все распроклятое толпится тут как тут.

Бездейственно как тень сознание былого;
Грядущее молчит, грозя из темноты, —
И мается душа без света и без слова
Меж безнадежности и мертвой пустоты.

Запел бы, — ах, запеть хоть немощно и глухо, —
Да псени прежние от сердца далеки,
А новых нет давно. И тягостны для слуха
То гнет молчания, то хриплый вздох тоски.

Одна отрада мне: к чужому песнопенью
Приникнуть всей душой в безмолвии ночном…
Какою нежною и благосклонной тенью
Оно повеет мне — мгновенным, легким сном.

О, ясный Вяземский, о, Тютчев тайнодумный,
О, Боратынского волшебная печаль!
Не я ли слышал вас в полуночи бесшумной?
Но вы умолкнули, и одинок — не я ль?
1910-1916

Не каждый ли день — ожиданье,
Не каждый ли вечер — обман?
Лишь ночью покой вожделенный
Житейскому путнику дан,
Целящий бальзамом забвенья
Всю жгучесть нещадную ран.

И этот покой и забвенье
Не в темном бесчувствии сна,
А в том просветленье волшебном,
Какое дарит тишина,
Когда одинокому духу
Душа мировая слышна.
1910-1916

Люблю я, русский, русского Христа,
Русь исходившего, благословляя, —
И всем дыханием родного края
Жила моя любовь, — как Он, проста.

Теперь душе понятна красота
Не тихая, не близкая, иная —
Пред той земной не более ль земная? —
Как окравлённые три креста.

Чьим преданный нечистым поцелуем,
Русь, твой Христос терзаем и бичуем
В обличии презреного раба?

Вернись к Нему скорей тропою тесной,
Освободи Его от ноши крестной!
Люблю и верю: вот твоя судьба.
1918-1921

Я думал, ты исчезла навсегда:
Судьба-колдунья все жалела дара.
И безнадежной едкостью угара
Пьянили дух шальные города.

Так пропозли бесцветные года.
Толпа течет; скользит за парой пара
По освещенным плитам тротуара.
И вижу — ты, спокойна и горда.

Твое лицо прозрачное — из воска.
Темнеет брови нежная полоска.
В наряде черном строен облик твой.

И ты стоишь у пестрого киоска.
Как хороши — и шляпа, и прическа,
Стеклянный взор, и профиль восковой.

В сиянье электрических огней,
Под гул автомобилей и трамвая,
Толпы не видя, глаз не отрывая
От черт знакомых, шел я рядом с ней.

Стеклянными глазами все ясней
Она глядела — маска восковая.
И, в радостной беседе оживая,
Сияла ясно страстью давних дней.

Очарованье вечных новых встреч
Под масками — мы оба полюбили.
И сладко радость бережно стеречь!

Да, это ты! Как тьма нам не перечь, —
Горят огни, шумят автомобили,
И мы — вдвоем, и льется жизни речь.